Глаза мои сами закрылись и взгляд обратился внутрь. И я увидел, как медведь вливает в меня свою ци. Она разливается по мне, выталкивая на поверхность микроскопические ниточки чёрной ци. Те, которые я не заметил раньше. Они тут же светлеют, становятся белыми.

В этот момент я понял, что вторая система каналов мне больше не нужна.

Я не знал почему, просто пришло такое ощущение, что чёрная ци свою задачу выполнила — защитила меня на начальном этапе. А теперь раздвоение ушло. Больше не было тела из одного мира, а души из другого. Я стал цельным.

Нет, воспоминания никуда не делись, я по-прежнему помнил ту жизнь, и по-прежнему не знал ничего из этой жизни до момента моего вселения в это тело. А если и знал, то только то, что мне рассказывали. Своей памяти у меня не было.

И тело осталось то же самое — тело шестнадцати-семнадцатилетнего парня. Единственное, оно стало покрепче, чем когда я только появился в этом мире. Всё-таки пробежки и тренировки сделали своё дело.

Но теперь душа и тело полностью сроднились, стали единым целым, как будто я был таким с рождения. И помог мне в этом тот самый артефакт, который я создал из куска окаменевшей крови. Точнее, повлиял процесс создания артефакта. Ну и медведь помог, конечно, тоже! Он своей ци расправлял, сращивал, сглаживал, растворял. Словно отстраивал крепкое надёжное основание.

Хотя почему словно? Он именно отстраивал.

— У тебя крепкий стержень! — сказал мне медведь, когда закончил. Теперь тебе нужно будет каждый день в медитации укреплять основание. А между медитациями укреплять тело и ум.

— Я понял, учитель! — сказал я.

Я понимал, сколько много сделал для меня медведь. Вполне возможно, что понимал лишь маленькую толику. А окончательно осознать смогу ой как не скоро!

Но даже того, что я понимал, хватало, чтобы испытывать глубочайшую благодарность!

И мне захотелось выразить эту благодарность в чём-то материальном.

— Это вам! — показал я на тушу косули.

Медведь усмехнулся:

— Знаешь, чем задобрить…

Но я чувствовал, что косуля — это очень мало. А потому начал расспрашивать демонического зверя:

— Как с вами сейчас обращаются? Нормально? Не обижают?

Он удивлённо поднял брови:

— Как ты такое себе представляешь, чтобы меня кто-то смог обидеть? Я многоуровневый демонический зверь! Если кто попробует, то это будет его последний день в жизни.

— Понял, — сказал я. Но всё-таки продолжил расспрос: — Еду вовремя поставляют? Всё в порядке? Хорошо кормят?

Медведь усмехнулся:

— Ты так заботишься обо мне…

— Это лишь малая толика моей благодарности, учитель! — ответил я.

— Ну хорошо, — произнёс медведь. И вдруг подопнул ко мне невзрачный камень, такой же, как в прошлый раз. — На вот тебе ещё, ты знаешь, что с этим делать!

В этот раз я поднял камень с благоговейным трепетом.

— Это тоже окаменевшая кровь? — спросил я.

— Да, — ответил медведь. — Единственная разница, этому камню двадцать тысяч лет. И чтобы превратить его в артефакт, нужно постараться. Если сможешь, продолжишь быть моим учеником. Не получится, значит, на том и расстанемся. А теперь иди!

Я встал и поклонился медведю. А потом поднял камень и убрал его в карман. И протянув красный, спросил:

— А что мне с этим камнем делать?

Медведь пожал плечами.

— Как я уже сказал, ты должен выяснить свойства своего артефакта, — сказал он. — А как ты оформишь артефакт, это твоё дело.

— В этот раз заданий побольше, — заметил я.

— Кому много дано, с того много и спросится, — ответил медведь. — А теперь иди, не мешай мне!

Заставлять повторять я не стал. Зачем рисковать хорошим отношением?

А потому я поклонился, забрал факел и ушёл, оставив медведя медитирующим. Ну и косулю рядом с ним тоже оставил. Думаю, мясо протухнуть не успеет.

Выйдя из рудника, я направился в контору.

Хотелось к Мо Сяню подойти, но я видел, что он возится с волками, в основном, конечно, с Глафирой, и при этом безмерно счастлив. А потому я решил пока не трогать его, дать ему время пообщаться с Глафирой, в которую Мо Сянь влил ци своей Емолани. И со Стёпкой, который крутился рядом, расспрашивая про демонических волков.

В общем, глянув в их сторону, я отправился в контору. Нам с Добрыней Всеславовичем ещё много что предстояло обсудить.

Ещё на первом этаже я услышал разгорячённые голоса. Егор Каземирович и Добрыня Всеславович о чём-то горячо спорили.

Я поспешил подняться наверх.

— Что случилось, господа управляющие? — строго спросил я.

Мужики, конечно, спорить сразу же перестали. Но по тому, какие взгляды они бросали друг на друга, можно было догадаться, что каждый остался при своём мнении.

— О чём спор? — спросил я, добавив в голос жёсткости.

— Да вот, Добрыня Всеславович отказывается от военизированной охраны! — пожаловался Егор Каземирович.

— Почему? — спросил я управляющего заводом.

— А кормить я их чем буду?! На жительство куда определю?! — воскликнул Добрыня Всеславович. — Или вы найдёте такой отряд, который ни в еде, ни в отдыхе не нуждается?

Я понимал его. Однако, ситуация требовала коренных изменений. А потому я спросил:

— Сколько у вас всего людей? Сколько работает в руднике, сколько на заводе и сколько охраняет периметр.

Глава 26

Когда Добрыня Всеславович назвал число, я понял, что нам придётся очень сильно пересматривать кадровую политику. Потому как людей на заводе было не просто мало, а катастрофически мало! И если пока заводские справлялись, то любое изменение, будь то нападение Волковых, расширение производства, добыча руды… И сразу вопрос нехватки рабочих рук встанет ребром.

— Понимаете, Добрыня Всеславович, — начал я. — Как только просочится информация, что мы планируем изготавливать автомобили, сразу же начнутся вооружённые нападения на завод. Я в этом абсолютно уверен. Причём, Волковы прекрасно знают, какая тут охрана, и они просто сомнут вас.

— Пусть попробуют, — буркнул Добрыня Всеславович.

— Они и попробуют! Можете в этом не сомневаться, — жёстко оборвал я управляющего заводом. — Так что до этого момента мы должны усилить охрану. У вас есть предложение, как это можно сделать, не привлекая дополнительно людей.

Добрыня Всеславович вздохнул и покачал головой.

— Все ресурсы, какие у нас есть мы и так задействовали.

— Тогда вопрос закрыт. И поступим мы следующим образом. Егор Каземирович найдёт людей и военного инструктора. Новые люди пойдут под крыло тех, кто тут уже давно и хорошо знает сильные и слабые стороны обороны завода. Кстати, слабые стороны необходимо усилить.

— Понял, — снова вздохнул Добрыня Всеславович.

— Для охранного отряда нужно будет построить казарму…

— А что если… — вмешался Егор Каземирович и, получив от меня одобрительный кивок, продолжил: — А что, если мы казарму поставим вплотную к стене. Вот тут, например… — и мы склонились над картой.

Обсуждения, где поставить казарму, где — дополнительный пищевой блок, где домики для новых рабочих, а где новые заводские корпуса и домну, затянулись. Тем более, что нужно было решать не только сиюминутные задачи, но и смотреть в будущее, а следовательно, закладывать возможность развития.

Но как только Добрыня Всеславович смирился с необходимостью увеличить количество людей на заводе, так сразу же его ум заработал в конструктивном русле. И я понял, что не случайно он стал управляющим! Очень умный мужик оказался.

Мы обсудили очерёдность действий, продумали, как быть с продовольствием. Проговорили о необходимости открыть баню. Да-да! Гигиена очень важна! Тем более, что сделать это будет не сложно — по территории завода протекал ручей, который брал начало в горе. Так что даже в случае осады проблем с водой не будет.

И тут я вспомнил про Петро.

— Добрыня Всеславович, — сказал я. — Видимо придётся открыть сюда вход женщинам. Возможно, кто-то захочет жениться. Я имею ввиду заводских. Семьи помогут удержать специалистов.