Я не знал, как себя вести, поэтому тоже слегка склонил голову, приветствуя княгиню и княжну.
Фома Сергеич не стал делать больших пауз и пригласил последовать к каретам, чтобы с комфортом доехать до имения и там отдохнуть.
Я подумал, что зря, наверное, гулял по городу, если поедем сразу в имение. Но потом решил, что не зря. Во-первых, я размялся. А во-вторых, я теперь немного ориентируюсь в городе, и это хорошо.
Пока шли к каретам, я посматривал на княжну Полину.
Она действительно оказалась моей ровесницей. В том смысле, что ей было лет шестнадцать-семнадцать.
Девушка была хорошо сложена, очень тихая и скромная. Очень миловидная и с точёной фигуркой. Полна изящества и грации. Она следовала за графиней Разумовской как тень. За всё время, пока мы были на перроне и пока шли к каретам, она не произнесла ни слова.
Когда мы вышли на привокзальную площадь, где пассажиров поезда ждали выстроившиеся в ряд кареты и чуть в стороне выстроившиеся в другой ряд однотипные кареты извозчиков, то увидел, что Егор Каземирович уже прибыл и ждёт нас вместе со всеми.
Фома Сергеич командовал посадкой. Меня пригласили сесть вместе с высокими гостями в одну карету. Причём, этот толстый живчик сделал так, что подать руку княжне Полине пришлось мне. Сам он всецело был занят княгиней Разумовской. Как, впрочем, и Пётр Ильич. Оба буквально вились вокруг княгини.
Когда мы сели, Умка заскочил и потихоньку улёгся у моих ног. И только тогда княгиня Разумовская соизволила посмотреть на него.
— Это ваш духовный питомец? — спросила она у меня.
— Да, — ответил я и почесал Умку за ухом, на что он разулыбался и слегка заметелил хвостом.
— Улыбчивый парень, — заметила княгиня.
— Да, — снова согласился я и сам разулыбался.
Что касается княжны, она по-прежнему даже не смотрела в сторону Умки. В результате я просто не знал, как себя вести.
Но задумываться об этом мне не хотелось, и я решил просто действовать по обстоятельствам.
Фома Сергеич, проследив, чтобы все расселись, скомандовал трогаться. И три кареты, заполненные людьми, понеслись по улицам города.
Кстати, город назывался Барнаул. Я увидел название на вокзале, когда мы вышли на перрон. На здании вокзала вверху было написано крупными буквами, чтобы пассажиры могли самостоятельно узнать, на какой станции остановился поезд.
Из города мы выехали быстро и понеслись по дороге что называется с ветерком.
Настроение у всех было прекрасное. Особенно фонтанировал Фома Сергеич. Даже княгиня Разумовская сдержанно улыбалась и с интересом поглядывала по сторонам.
Разговор был лёгкий, ничего не значащий. С одной стороны, потому что княгине нужно было отдохнуть с дороги. Да и вообще в карете обсуждать какие-то серьёзные темы не очень удобно.
Но как мне кажется, это была не основная причина почему разговор не выходил из русла лёгкого ничего не значащего трёпа. Основная причина заключалась в том, что в карете находились я и княжна Полина. Фома Сергеич не хотел заводить серьёзный разговор при нас.
Как только я это понял, мне стало интересно узнать, что же всё-таки связывает моего соседа с княгиней Анной Леопольдовной Разумовской. Его и столь не похожего на него Петра Ильича. Какие у них столь важные и конфиденциальные дела с членом попечительского совета академии?
А то, что дела эти однозначно не сердечные, было видно сразу. Да и тройничок как-то не вписывался в картину. Значит, явно деловые отношения. А потому мне они были интересны. Но как выяснить, я пока не знал.
Не придумав ничего лучше, я спросил у сидящей рядом с княгиней Разумовской княжны Полины:
— Не сильно утомились в дороге?
— Спасибо, не сильно, — раздался хрустальный голосок.
Это были первые слова, которые княжна произнесла с тех пор, как сошла с поезда.
И тут я подумал: какой же я болван — не расспросил у Фомы Сергеича, чем интересуется княжна. Что ж, придётся самому выяснять.
— Вы в первый раз у нас? — снова спросил я.
Княжна Полина с удивлением взглянула на меня и холодно ответила:
— Мы с матушкой приезжали уже в прошлом году.
В моей голове бурей пронеслось: судя по интонации, с которой княжна Полина ответила мне, она уже общалась с настоящим Володей Корневым. Чёрт! Вот ведь засада! Я понятия не имею о чём они там разговаривали. И при этом должен реагировать так, как будто знаю!
А потому замолчал, чтобы не наговорить лишнего.
На моё счастье, Умка поднял голову и начал нюхать воздух, поводя при этом ушами.
Воображение тут же нарисовало поджидающие нас толпы волколаков или лютых мертвецов. Ну или какой-нибудь другой хрени.
— Мне кажется, впереди что-то есть, — сказал я.
Глаза Анны Леопольдовны тут же засветились азартом, хотя лицо осталось таким же непроницаемым. Княжна Полина лишь склонила голову, скрывая свои чувства и мысли.
Что касается Фомы Сергеича и Петра Ильича, они на мои слова не отреагировали. Во всяком случае внешних проявлений я не заметил.
Лошади пробежали ещё немного, и вдруг остановились, заржали и подали назад.
Даже мне не специалисту было видно — если бы лошади смогли, они бы ринулись в обратную сторону.
— Чёт обнаглели совсем, — проворчал Фома Сергеич. — Уже среди бела дня нападают! Простите Анна Леопольдовна за небольшую заминку.
Фома Сергеич, а следом и Пётр Ильич покинули карету и вышли впереди лошадей, явно готовясь защищать нас.
Мы с Умкой тоже вышли, хотя я понятия не имел, что делать. Более того, я ещё не видел, кто на нас напал. Но я уже чувствовал напряжение и волнение ци.
Не знаю откуда, но пришло понимание, что потоки ци должны оставаться ровными и продолжать течь, что бы ни произошло. А потому я сделал несколько дыхательных упражнений и приготовился умереть со спокойной ци. Потому что и китаец, и меч остались дома.
Зато на дороге впереди появились несущиеся во весь опор волколаки.
Шерсть на холке Умки вздыбилась. Мой демонический волк был готов драться ни на жизнь, а на смерть.
Как, впрочем, и княгиня Разумовская с Полиной — они тоже сошли с кареты и встали рядом с нами, готовые к бою. Такие вещи сразу чувствуешь.
Волколаки быстро приближались.
Княгиню окутало серебристое пламя. Но она не тронулась с места. Лишь слегка повернула голову к Полине и сказала:
— Давай, девочка! Я посмотрю, чему тебя научил твой репетитор. Не зря ли я плачу ему деньги.
Полина кивнула княгине и, разминая пальцы, спокойно вышла вперёд. Я понял, что она одна будет драться с волколаками.
Это было дико — тонкая хрупкая девушка выходит на бой. А взрослые остаются позади.
Я не мог этого допустить, поэтому тоже вышел и встал впереди Полины.
— Ты мне будешь мешать! — высокомерно произнесла Полина.
— Правда, что ли? — усмехнулся я через плечо. — Это ты будешь мне мешать, девочка!
Нет, я не забыл, как свалился с частокола прямо под ноги волколаков и лютых мертвецов. Я прекрасно помнил, что моя самонадеянность стоила жизни хорошим парням. Но допустить, чтобы меня защищала девчонка! Да я лучше сдохну!
Умка был рядом со мной — готовый к бою.
Так мы и встретили волну волколаков.
Первые твари врезались в нас, но были отброшены. Полина их замораживала и разбивала заледенелые бошки. А я… Я уклонялся, хватал за уши и отправлял в полёт. А потом бил что есть силы. Так, словно в руках у меня был меч. Не простой, а отлитый из алой ци. И как ни странно, мой воображаемый меч на самом деле разрубал волколаков.
Думать о том, что происходит, было некогда. Я едва успевал рубить направо и налево.
Я чувствовал зверей. Мне не нужно было их видеть. И это позволяло уклоняться, ускользать, пропускать удары монстров мимо себя. И в то же время самому наносить смертельные удары. Я словно был на тренировке с Мо Сянем и глаза у меня снова были завязаны. И я учился доверять себе.
Хоть моё алое ядро и было результатом слияния чёрного и золотого ядра, но качества обоих оно сохранило. Поэтому ци убитых мною монстров вливалась в меня, делая меня сильнее.